Это, наверное, ночной кошмар! Она проснется! Тристан мертв! Господи Боже, неужели его смерть будет преследовать ее снова и снова? Он же мертв!

Но Тристан был жив. Хватка его была стальной. А она была его пленницей по указу короля.

«О, Боже, где взять силы, чтобы вынести все это? Он жив! Он здесь! Почему?» – мысли лихорадочно метались в ее ошеломленном мозгу, и Женевьева горько пожалела, что не упала в обморок, что серые мысли нереального не захлестнули ее.

Но, к сожалению, сознание ее оставалось ясным. И в эти бесконечно-долгие страшные минуты, когда она путешествовала по залам Виндзорского дворца, подпрыгивая на плече Тристана, она невыносимо страдала от ужаса и унижения. Всю дорогу их сопровождала гробовая тишина, нарушаемая лишь ехидным, оскорбительным хихиканьем. Когда они приблизились к группе дам, о чем-то оживленно беседующих между собой и совершенно не обративших внимания на подходившего широкими шагами Тристана, последний сделал худшее, что только было возможно в данной ситуации: поклонился и любезно произнес:

– Леди, если вы простите мое вторжение?

Они поспешно расступились, и со своего необычного наблюдательного пункта, Женевьева могла видеть, как широко раскрылись рты у кумушек, а затем языки заработали с потрясающей скоростью, обсуждая поразительное явление, прервавшее их беседу.

Сначала Женевьева, шокированная случившимся, ни на что не реагировала. Ее настолько ужаснул тот факт, что Тристан жив, жив и вполне здоров, что в первые секунды она почти не сопротивлялась и даже не задумывалась над тем, какое это может оказать влияние на ее дальнейшую судьбу. Но как только они прошли мимо придворных дам, в ней проснулся инстинкт самосохранения, и она попыталась хоть как-то изменить свое нелепое положение. Вцепившись в плащ, Женевьева попыталась приподняться, слегка повернула голову, взглянула ему в лицо – и встретилась с его пронзительным, яростным взглядом. И снова ужас объял ее душу, слишком хорошо знаком был ей этот взгляд, ей никогда не забыть, как он смотрел на нее в ту ночь, когда она напала на него. Никогда не забыть, как он презирал и ненавидел ее за подлость, как он обещал отомстить.

Но сейчас… сейчас она не имеет права быть слабой, есть же, наверное, какой-то способ, чтобы убежать от этого страшного человека.

– Поставьте меня на пол, – взмолилась, наконец, Женевьева, глядя на Тристана настороженным взглядом и от волнения заикаясь. – Я… я пойду сама, – и затем после некоторого колебания добавила: – пожалуйста.

Она даже удивилась, когда Тристан остановился и позволил ей соскользнуть вдоль своего тела, чтобы она могла встать на ноги. Женевьева быстро взглянула на него и отступила на шаг, задрожав от его близости. Она опустила глаза, но затем снова подняла их.

– Куда вы ведете меня? – спросила она хриплым голосом.

Тристан упер руки в бедра, наклонил голову и насмешливо оглядел ее с ног до головы.

– И это все, миледи? Куда вы ведете меня? – нет, чтобы сказать: «С воскресением из мертвых, лорд Тристан, это большая радость для меня, видеть вас живым».

– Это совсем не такая уж и радость! – не раздумывая огрызнулась Женевьева. «Молитесь… молитесь, чтобы я умер», – предупредил он ее тогда.

Граф де ла Тер рассмеялся и, взяв Женевьеву за руку, повел через следующий зал. Казалось, что в этой части дворца не было ни души. Она вдруг поняла, что они попали в жилую часть королевской резиденции, и лишь заблудившийся гость, да какой-нибудь слуга, могут стать свидетелями происходящего. «Здесь никто не придет ко мне на помощь», – подумала Женевьева с замирающим сердцем. И нигде, ни в каком-либо другом месте, ей никто не поможет. На это нечего даже надеяться, ибо никто не осмелится перечить приказу короля, особенно в таком незначительном деле, как передача дочери лорда, воевавшего на стороне противника, под опеку одного из ланкастерцев.

Тристан шел очень быстро, не ослабляя своей хватки, и Женевьева тяжело дышала, не в силах поспеть за ним, особенно теперь, когда ее мысли и сердце были погружены во мрак безысходности и отчаяния.

Но как глупа она была! Ей было страшно даже подумать, что может произойти дальше… Но она должна, должна взять себя в руки, и разобраться в происходящем.

Как бы она не старалась, единственное, что пока было ей понятно, – это, что Тристан жив и настроен очень решительно. Он взбешен, и ему позволительно сделать с ней все, что пожелает. Женевьева болезненно сглотнула и с такой силой рванула свою руку из его сильных пальцев, что вынудила Тристана остановиться. Он пронзительно взглянул на нее.

– Куда вы ведете меня? – снова спросила Женевьева.

– В мою комнату, – кратко ответил Тристан.

– Что… вы собираетесь со мной делать?

Он медленно растянул губы в улыбке:

– Я еще не решил. Сперва я думал сварить вас в кипящем масле, но это было бы слишком слабо. Мне приходило в голову четвертование и колесование, но и это я отбросил, как слишком легкое наказание.

– Вы не осмелитесь! – бросила ему Женевьева с вызовом. – Король не давал вам своего позволения убивать меня…

– Казнь требует королевской подписи, но я считаю не в данном случае. Ну, конечно же, в нашем распоряжении есть еще и просто пытки. Дайте-ка подумать. Ну да, мы же можем заклеймить вас, поставить клеймо – «Предатель» на одной из ваших прелестных щечек. Н-да, это слишком быстро! Ну, тогда мы могли бы вырывать у вас ногти, один за одним…

– Прекратите, – прошипела Женевьева. «Неужели он говорит серьезно?», – удрученно подумала Женевьева.

Она не могла судить об этом по его взгляду. Глаза Тристана были также глубоки и темны, как и прежде, также горели. А в его приятном голосе безошибочно угадывалась насмешка.

– Мои люди взбунтуются и найдут вас, чтобы…

– У них не будет особых затруднений в этом. Мы возвращаемся в Эденби, и я очень сомневаюсь, что ваши люди рискнут пойти снова против меня. Осмелюсь сказать, что они вполне покорились.

– О чем… вы говорите? – спросила со страхом Женевьева.

– Только о том, миледи, что Эденби в моих руках. Мы вошли в ту самую ночь, когда вы выехали в Лондон.

Тристан улыбнулся и возобновил свой путь, волоча Женевьеву за собой. Перед ее мысленным взором проплывали ужасные картины. Она представляла себе Эденби. Господи! Сколько из ее людей осталось в живых? Что сталось с ее бедной тетей, с Энни, с Томкиным, который был вместе с ней, в ее спальне, в ту ужасную ночь? Господи милосердный! Женевьева содрогнулась при мысли об Эдвине, милой, доброй Эдвине, которая вовсе не хотела принимать участия в этом предательстве, но осталась там, чтобы заплатить за него.

– О, Боже! – горестно воскликнула девушка, не в силах сдержать своих чувств…

Он снова остановился, глядя на нее сверху вниз с убийственно любезной улыбкой.